Квартира Фарелла размещалась в цокольном этаже особняка, превращенного в отель. Чтобы попасть туда, необходимо преодолеть вереницу бетонных ступенек.
Он вышел ко мне в спортивных туфлях и вельветовых брюках. Пояснив, что собирался в кантри-клуб поиграть в теннис, он пригласил меня в гостиную. Я понял намек и пообещал:
— Я не задержу вас.
Квартира была обставлена со вкусом. Через приоткрытую дверь я увидел спальню и ванную. Других комнат не было.
Предложив мне сесть, Говард спросил, что я буду пить.
Я отклонил его предложение и остался стоять.
— Я думал, вы навестите Шейрон.
— С чего вы взяли? Мне нечего сказать ей.
— Вы считаете, это она убила Изабель?
Он захлопал ресницами:
— Мне казалось, Руд, вы не имеете отношения к криминальной полиции?
— Верно. Я занимаюсь делами, связанными с наркотиками.
— Я понял… — начал он, но я перебил его:
— Мы не станем возбуждать дело. Но нас очень интересует канал, по которому Изабель получала марихуану и добавки к напиткам. Кто бы это мог быть, вам случайно не известно?
— Я прикасался к сигаретам только в доме миссис Вайтер, сожалею, — Он развел руками.
— Изабель мертва. Долг возвращать нет нужды. Верно?
Он побледнел.
— Что вы имеете в виду?
— Вы задолжали Изабель около трех тысяч. Шейрон вы тоже должны. Не так ли? И вам только на руку, если ее приговорят. Два крупных долга будут погашены сами собой.
— Не хотите ли вы сказать, что я убил миссис Вайтер, а вину свалил на Шейрон? — возмутился Фарелл.
— Такая мысль, признаться, посещала меня еще до визита к вам.
— Как это понимать?
— Посудите сами: одна ваша любовница убита, другая находится в тюрьме по обвинению в этом преступлении. Вы огорчены? Ничуть. Вы отправляетесь играть в теннис.
— Во-первых, — он почти кричал, — ни одна из них не была моей любовницей!
— Вот как? Интересно.
— Понятие «любовница» подразумевает единственного любимого, а они их меняли, как шляпки.
Какое-то время он помолчал, а потом добавил:
— Я не испытываю к вам симпатии, Мэт. Если попрошу вас убраться отсюда, как вы к этому отнесетесь?
— Сейчас уйду. Я узнал все, что хотел. И будьте уверены, я постараюсь приклеить вам это убийство.
— Нужно, чтобы в это поверили еще и присяжные, — криво ухмыльнулся он.
— Я попробую заставить их, как вы заставили лейтенанта поверить в виновность Шейрон. Кстати, память ее сегодня прояснилась.
— И что же?
Теперь настал момент пустить ему пыль в глаза:
— Она вспомнила, что коридор на несколько секунд осветился из-за приоткрывшейся двери. Единственная освещенная комната на этаже была ваша. Зачем вы выходили?
Говард замер на несколько секунд.
— Когда я входил в комнату, Шейрон еще была на лестнице. Она могла видеть, как я входил, но не выходил.
Я быстро соображал. Чтобы зажечь свет, нужно включить лампу у кровати и только потом вернуться и закрыть дверь. Но в то, что дверь открывали, он поверил.
— Кто-то вышел навстречу Шейрон и взял у нее нож как раз в этот момент.
— Как бы там ни было, это был не я. Я не выходил из комнаты до тех пор, пока вы не изволили ворваться. И вообще я напрасно трачу время. Вы занимаетесь самоуправством — дело поручено криминалистам. Да вы просто втюрились в эту рыжую шлюху.
Я, улыбнувшись, сделал шаг к нему навстречу, он отшатнулся и завизжал:
— Не распускайте руки! Со мной это не пройдет!
— Я не стану пачкаться о такое дерьмо. В компанию Изабель ее втянули вы.
— И что из этого?
— Она не была шлюхой.
— Мы провели здесь ночь, в первый же день, вон на той постели, если вам интересно.
Действительно, бить его было бессмысленно. А жаль, руки так и чешутся. Я вышел не прощаясь.
По дороге к дому Росса Вайтера у меня было время, чтобы успокоиться. Мистер Вайтер жил на бульваре напротив Котлэндского цирка в фешенебельном отеле. Проживание здесь стоило три тысячи в месяц. Вайтер занимал восьмикомнатные апартаменты на первом этаже.
Он открыл дверь в домашнем халате, накинутом на рубашку. Вид у него действительно был болезненный, черты лица заострились, под глазами залегли черные круги.
Его вряд ли обрадовало мое появление, но он учтиво предложил войти. Мебель была выдержана в стиле модерн, в центре комнаты помещался передвижной бар.
— Стаканчик виски?
— Благодарю, я на службе.
Он присел на стул:
— Я думал, расследование ведет лейтенант Вин?
— Это так.
И я в очередной раз объяснил цель моего визита.
— Совершенно ничего не знал об этом. Я и не подозревал о том, что Изабель предлагает гостям эту дрянь и курит сама. До вчерашнего вечера.
— Слухи об этом давно ходят в кантри-клубе…
— О том, что рогат, муж всегда узнает в последнюю очередь, — он грустно усмехнулся.
— Вы плохо выглядите, что-нибудь серьезное?
— Ничего особенного, сержант, — он плеснул себе виски. — Моя болезнь другого рода. Я был очень привязан к своей жене, — он выпил одним глотком. — И ее смерть для меня…
— Да, это тяжело.
— Меня сильно потрясла смерть Изабель, но вместе с тем я испытал чувство облегчения. Наверное, увиденное сыграло свою роль. Я словно вдруг избавился от кошмара, постоянно преследовавшего меня.
— Вы хотите сказать, что в некотором смысле обрадованы ее смертью?
Он взглянул на меня укоризненно:
— Этого я не говорил. Просто я избавился от бессонных ночей, но я любил Изабель.
Я решил повторить номер, как с Фареллом.
— К утру мысли Шейрон прояснились.
Но он не отреагировал.
— Что? — переспросил он. — Она призналась?
— Она вспомнила, что не убивала Изабель. В темноте кто-то забрал нож у нее из рук.
Он нахмурился:
— Кто, она сказала?
— Это был мужчина. Ей показалось, он шел за ней по лестнице.
— Но это невозможно. Я не мог не заметить того, кто шел за ней по лестнице, потому что стоял внизу. Она не могла это выдумать?
Я признался себе: «Если он играет, то актер просто великолепный». И сказал, вставая:
— Такой вариант я допускаю. Что ж, если вы ничего не знаете о поставщиках марихуаны, не стану задерживать. Извините, что потревожил вас.
— Ничего, сержант, — он проводил меня до двери, — Всегда к вашим услугам.
Глава 18
Три ведомства, расположенных вдоль реки, включает в себя третий округ.
Город разделен рекой на условные «Запад» и «Восток». Запад — это широкие песчаные пляжи, поместья и домики — все для отдыха. И, разумеется, кантри-клуб.
Восточный берег весь покрыт домиками, пакгаузами, грязными борделями и тавернами. Население в основном итальянское. Здесь также встречаются пуэрториканцы, греки. Управлял третьим округом муниципальный советник Джо Греко. С виду благодушный, его стиль управления на самом деле ничем не отличался от диктатуры. Если вам отказали в должности, вы идете к Джо Греко, не назначили пособия — Джо Греко, если вашего сына сцапали за пьяную драку в баре, из тюрьмы его вытащит он же.
И под сенью этого протекционизма третий округ голосовал так, как желал Джо Греко. «Атлетик-клуб» был главной резиденцией муниципального советника.
Им было огромное двухэтажное здание со множеством закоулков в самом центре квартала докеров. В его подвалах разместились боулинг, зал для джима, бар. Весь первый этаж занимали игровые залы и кабинеты.
Признательностью своих избирателей Джо Греко пользовался за самые низкие цены в городе.
После обеда клуб был пуст, лишь в баре за картами сидели несколько стариков.
— Джо Греко у себя? — спросил я у бармена.
Большим пальцем он ткнул в потолок. Взобравшись по лестнице, я открыл первую попавшуюся дверь. Греко окружил себя множеством секретарш. Дверь в его кабинет была открыта. Пожилая женщина в черном сидела около него и что-то говорила. Я подошел. Оторвав на несколько секунд взгляд от посетительницы, Джо Греко адресовал мне дружеский жест и вновь переключился на женщину.
— Передайте своему Луиджи, чтобы завтра он нашел в бюро благотворительности Джима Томсона, синьора Ломбарди. Я позвоню ему. Если все в порядке, ваш муж получит пенсию.
Старуха поблагодарила и вышла.
— Эл, — бросил Греко молодому человеку, — позвоните мистеру Томсону. Пусть он завтра примет Луиджи Ломбарди по вопросу пенсионного обеспечения.
— Хорошо, мистер Греко, — молодой клерк взялся за телефон.
Наконец Джо Греко обратился ко мне:
— Слушаю вас, сержант.
— Мистер Греко, я пришел по поводу событий прошлой ночи, — сказал я.
— Вы что, уже перешли в криминальный отдел?
— Нет. Я служу все там же.
— Ну и что?
Он смотрел на меня так, словно хотел взглядом залезть мне за пазуху. Я уже представил себе его звонок в комиссариат.